Буду вывешивать здесь по главам. Замечания и идеи приветствуются.
Глава третья
Лайло
Эта ночь была, наверное, самой страшной ночью в моей жизни. Папа вместе с Ахмедом расставил мужчин на дежурства вокруг здания кафе, а потом они сели в обеденном зале и стали придумывать, как будут занимать аптеку.
Аптека размещалась в типовом летнем домике, изображающем русскую избу, совсем рядом от нас, но пройти туда сразу почему-то было нельзя. Я сидела за соседним столиком, пила сок, который мне вручила Василиса Ивановна, заведующая, и слушала, как папа и одноглазый Ахмед обсуждают свой план.
- Просто заходим и крошим всех, что тут думать! – говорил папа, постукивая огромным кулаком по столу.
- Агаджан Анварович, это один раз прокатило, больше не прокатит. В аптеку спортсмены с нациками зашли, их так просто оттуда не подвинешь, аргументы нужны - волновался Ахмед.
Василиса Ивановна тоже слушала этот разговор, стоя в дверях кухни и иногда тоже подавала голос, возражая против немедленного штурма.
- Я Семена-спортсмена знаю полжизни, он тут с перестройки коммерсантов окучивал. И банда его при нем осталась, хоть и называется теперь Дирекция по развитию предпринимательства. Все сегодня с утра явились в парк на шашлычки, и привычка у них с тех времен осталась – без оружия не ходят, у всех пестики наградные, - рассказала Василиса.
- К спортсменам нациков добавьте, Агаджан Анварович. Не меньше полусотни человек приперлось на митинг этот сраный, и почти все они примкнули к спортсменам. А у нас всего двадцать человек, из которых половина – бабы.
- Вы просто привыкли сидеть на жопе ровно. Боитесь дернуться, - огрызался папа, но было видно, что доводы противников на него действуют. – Мне тебя же лечить надо срочно, заражение начнется к утру, сдохнешь ведь. И ты еще нормально держишься, а Салам вон реально помирает.
- Антибиотики для твоих раненых я тебе и так дам, у нас в кафе своя аптечка имеется, санитарный надзор проверяет каждый квартал, - отозвалась Василиса и ушла в подсобку, откуда вернулась с коробкой лекарств и бинтами.
Потом они вдвоем с папой пошли в директорский кабинет, где лежал и стонал на диване Салам, наш второй раненый.
Я бегала рядом и всем помогала, пока меня не отослали с важным заданием к грузовому выходу – посмотреть, как дежурят наши бойцы, как их стал называть папа.
Бойцы там не просто дежурили, а копали могилы. Папа сказал, что трупы надо закопать до захода солнца, иначе нас всех отравит трупный яд.
Они успели вырыть большую яму сразу за огромной клумбой на перекрестке трех дорог и только начали сбрасывать туда трупы, когда на главной дороге показалась толпа каких-то странных, дергающихся людей.
- Опять зомбаки идут! Четвертый раз за день уже! – раздраженно сказал кто-то рядом и чьи-то руки затолкали меня назад в кафе.
Я встала возле стеклянной витрины и смотрела в надвигающихся сумерках, как следует отгонять больных, укушенных обезьянами.
Оказалось, им достаточно посветить в глаза сильным фонариком или зажечь белый файер, которых в кафе хранилось несколько ящиков, для организации праздников. О том, что не переносят зомбаки яркого белого света, сразу слепнут и садятся на землю, и их после этого можно без боязни забивать дубинками, рассказал еще утром кто-то из наших поваров.
Я посмотрела, как наши забили штук десять зомбаков, и как остальные зомби с воем и плачем ушли в сторону кафе «Радуга» за мостом.
После боя во двор выбежала Василиса с литровой бутылкой водки в руках и перевязочными пакетами. Она промокала водкой каждый пакет и вручала каждому нашему воину. Некоторые смеялись и говорили, что надо бы принимать лекарство внутрь, но большинство обтирались очень тщательно, потому что боялись заболеть.
Я вышла посмотреть, как ищут ценные вещи в карманах зомби. Василиса тут же подбежала и сама обтерла меня, наказав на прощание близко к зомби не подходить.
У зомби-мужиков нашлось много полезного – два ножа, карманный набор инструментов, штук десять телефонов, зажигалки и прочее добро. А вот у женщин ничего стоящего не было – зомбаки не таскают сумки, у них всегда свободны руки, а карманы у женщин все же не такие забитые, как обычно у мужиков.
- Эй, Лайло, иди сюда. Бери вот это, - позвал меня один из наших, аккуратно снимая с забитой только что девочки-зомби ожерелье из ярких светло-голубых камней. – Это аметист, он помогает от болезней и несчастий.
Он протер ожерелье мокрым от водки бинтом и протянул мне.
- Что-то не помог ваш аметист этой девочке, - заметила я, но ожерелье взяла – уж очень оно было красивое.
Девочка еще стонала, пытаясь приподнять проломленную в двух местах голову, и кто-то из сострадания воткнул ей в шею топорик для разделки мяса. Девочка всхрипнула, захлебываясь своей кровью в последней конвульсии, и тут же затихла.
- Господи, какой ужас. Такая молодая и вот так страшно умерла, - всплеснула руками одна из поварих, тоже дежурившая в охранении.
- Девчонка умерла раньше. Она умерла, когда ее заразила обезьяна бешенством, - сказал кто-то из мужиков, цепляя ее тело лопатой.
Потом еще с полчаса все стаскивали трупы зомбаков в яму, приготовленную для махновцев, потом засыпали яму землей с цветочной клумбы, а потом вдруг раздались выстрелы и из кустов на нас выскочили не меньше трех десятков казаков с ружьями, шашками и нагайками в руках.
Я сразу побежала по коридору к папе, вбежала в зал и рассказала всем:
- На нас напали казаки. У них есть ружья и шашки. Их много и они очень злые.
Папа сразу вскочил на ноги с «Бекасом» в руках, рядом встал одноглазый Ахмед с револьвером, а остальные мужчины взяли в руки кухонные ножи и топорики для разделки мяса.
- Просто. Всех. Крушить, - приказал папа и побежал первым. Таким злым я его еще никогда не видела.
Я постояла у стенки, пропуская мужчин, а потом пошла вслед за ними.
Сразу за грузовым пандусом шла великая битва. Казаки имели на всю свою толпу всего два ружья и оба оказались однозарядными, у нас в поселке с такими охотились самые бедные мужчины, с окраины. Стрелять наши враги толком не успевали – стрелков просто рубили ножами, когда те начинали перезаряжаться.
Зато шашки поначалу оказались грозным оружием – некоторые удары сразу выключали наших бойцов, потому что они либо падали ничком на землю, либо убегали от таких жутких противников. Впрочем, через пару минут стало ясно, что блестящие китайские шашки гнутся от простого взмаха рукой, не нанося жертве вообще никакого вреда, потому что они сделаны из фольги. Наши мужики это быстро поняли и перестали бегать от казаков. Кухонные ножи для разделки мяса оказались намного эффективнее – ведь они сделаны для реальных людей и для реальной, а не показной работы.
Папа поставил точку в этой битве, когда одним выстрелом картечью из помпы срубил сразу двух казаков. Мужики в красивых, черных с золотом, костюмах, наконец, разом побежали прочь, оставив на поле боя семь убитых или тяжелораненых.
Ахмед красовался во дворе, нервно поправляя окровавленную повязку на правом глазу.
- Султан Махмуд, у нас потерь нет! Двое легкораненых и все! – сообщил он всем сразу.
После очередной битвы началось самое интересное – разбор добычи. Я поняла, что мне ужасно нравилось смотреть, что вынимают из карманов убитых врагов. У некоторых доставали телефоны. Это было интересно, потому что можно было посмотреть фотки или видео, которые снимал это человек, пока был жив. Иногда фотки были интересные, но чаще очень скучные, просто унылые фигуры на фоне разных памятников или зданий.
Еще интересно было доставать бумажники – ведь там некоторые хранили фотки семьи. Всегда интересно было посмотреть, что за глупые люди снарядили такого дурака убивать других дураков без всякого разумного повода.
Я весело толкалась среди прочих наших, разглядывая доставшийся нам хабар, пока папа не велел мне идти ужинать.
Но потом, когда я уже легла спать в кабинете директора, рядом с папой, я перестала быть легкомысленной и веселой.
Потому что я услышала, как кричат и плачут дети на той стороне центрального острова. Где-то далеко от нас. Слишком далеко, чтобы можно было дойти и посмотреть, что там такое происходит. Но достаточно близко, чтобы услышать, как им действительно страшно и больно.
Я тихонько толкнула папу рукой и спросила:
- Ты слышишь?
А он ответил:
- Нет. Я ничего не слышу. Спи, Лайло. Завтра снова будет тяжелый день.
И тогда я заснула. Но мне было очень страшно, даже во сне. Мне снилось, что я одна, а вокруг страшные взрослые дяди, которые хотят сделать мне больно.
А папы рядом нет.